Нормальность в этом мире неуместна!
Она всё-таки добилась своего!
Это было непросто. Твердые правила поведения уважаемой Семьи ундов, из века в век живущей в этой реке и хранящей ее... ну, не совсем в реке - дом был в закрытом от всех гроте, созданном неизмеримо давно и последние лет триста лишь приобретающим всё новые удобства и красоту. Она сама гордилась маленьким фонтаном во дворе, который сделала - он получился таким живым и веселым!
Но всё чаще ей становилось скучно. Фонтанчик хорош, когда его кому-то показываешь! А свои уже всё видели. Кому ещё показывать? Рыбам? Уткам?
Люди - они опасные, говорила мать. Они могут быть жестокими и равнодушными, их целей не понять, а речь отрывиста и чужда. "Не беда", - думала Тиррлейли, - "ведь я чувствую их эмоции, и даже могу транслировать... а если повезет, то они будут говорить на языке, который мне известен"...
Но мать, похоже, считала, что везением это не может быть ни в коем случае. И покидать грот одной не разрешала. Разве что ночью, недалеко, и лучше всё-таки в сопровождении... Семья Льле всегда была приверженцем ортодоксальных ундовских традиций. Кроме Тиррлейли - самого способного мага-эмпата и самой непослушной дочери на свете, как в сердцах утверждали родители.
Тиррлейли удрала из дома. Совсем недалеко, просто по течению одной из крохотных речушек, впадающих в ЕЕ реку. Но чувствовала себя до пьяного состояния свободной и взрослой! Запах прибрежной травы такой пряный, когда соединен с запахом земли, рыбы такие смешные, а как странно и чудесно поют птицы!
И вдруг она УСЛЫШАЛА. Нечто совершенно новое. И даже не сразу поняла, что это - просто отзвук сознания чужого разумного существа. Дома все успешно экранировались от нее (унды это умеют), и девушка уже отвыкла от такого яркого, неприкрытого и безоглядного ЧУВСТВОВАНИЯ.
Ну разве же можно так, не скрываясь, не пряча? Хотя когда в душе творится такое, тут уже не до правил, не до скрытности... Похожее состояние она однажды со-чувствовала у братика. Младшего. Который притащил домой птенца и никак не мог понять, почему ему плохо под водой? Ведь вода такая чистая, и водоросли красивые... Птичка захлебнулась, а брат, плача, все твердил, что хотел как лучше... и что он убил это чудесное теплое маленькое существо... что он злой, и нельзя ему, наверное, доверять даже и рыбок...
Каким чудом тогда Тиррлейли смогла убрать из легких птички воду и запустить крошечное сердце - она и сама не знала. Тем более что целительством не занималась. Стала заниматься, после того случая...
Сейчас было что-то похожее. Только намного, намного хуже! Потому что сильнее? Или потому что это - не унд? Она знала. Сознание было - чужим. И в то же время что-то в нем было очень похожее на нее саму. Вот только Тиррлейли никогда не испытывала такой растерянности, горя... и такого отвращения к себе!
Это было непросто. Твердые правила поведения уважаемой Семьи ундов, из века в век живущей в этой реке и хранящей ее... ну, не совсем в реке - дом был в закрытом от всех гроте, созданном неизмеримо давно и последние лет триста лишь приобретающим всё новые удобства и красоту. Она сама гордилась маленьким фонтаном во дворе, который сделала - он получился таким живым и веселым!
Но всё чаще ей становилось скучно. Фонтанчик хорош, когда его кому-то показываешь! А свои уже всё видели. Кому ещё показывать? Рыбам? Уткам?
Люди - они опасные, говорила мать. Они могут быть жестокими и равнодушными, их целей не понять, а речь отрывиста и чужда. "Не беда", - думала Тиррлейли, - "ведь я чувствую их эмоции, и даже могу транслировать... а если повезет, то они будут говорить на языке, который мне известен"...
Но мать, похоже, считала, что везением это не может быть ни в коем случае. И покидать грот одной не разрешала. Разве что ночью, недалеко, и лучше всё-таки в сопровождении... Семья Льле всегда была приверженцем ортодоксальных ундовских традиций. Кроме Тиррлейли - самого способного мага-эмпата и самой непослушной дочери на свете, как в сердцах утверждали родители.
Тиррлейли удрала из дома. Совсем недалеко, просто по течению одной из крохотных речушек, впадающих в ЕЕ реку. Но чувствовала себя до пьяного состояния свободной и взрослой! Запах прибрежной травы такой пряный, когда соединен с запахом земли, рыбы такие смешные, а как странно и чудесно поют птицы!
И вдруг она УСЛЫШАЛА. Нечто совершенно новое. И даже не сразу поняла, что это - просто отзвук сознания чужого разумного существа. Дома все успешно экранировались от нее (унды это умеют), и девушка уже отвыкла от такого яркого, неприкрытого и безоглядного ЧУВСТВОВАНИЯ.
Ну разве же можно так, не скрываясь, не пряча? Хотя когда в душе творится такое, тут уже не до правил, не до скрытности... Похожее состояние она однажды со-чувствовала у братика. Младшего. Который притащил домой птенца и никак не мог понять, почему ему плохо под водой? Ведь вода такая чистая, и водоросли красивые... Птичка захлебнулась, а брат, плача, все твердил, что хотел как лучше... и что он убил это чудесное теплое маленькое существо... что он злой, и нельзя ему, наверное, доверять даже и рыбок...
Каким чудом тогда Тиррлейли смогла убрать из легких птички воду и запустить крошечное сердце - она и сама не знала. Тем более что целительством не занималась. Стала заниматься, после того случая...
Сейчас было что-то похожее. Только намного, намного хуже! Потому что сильнее? Или потому что это - не унд? Она знала. Сознание было - чужим. И в то же время что-то в нем было очень похожее на нее саму. Вот только Тиррлейли никогда не испытывала такой растерянности, горя... и такого отвращения к себе!
Тиррлейли была уверена, что это - взрослое решение. И что правила должны отступать в особых случаях, эту фразу она помнила хорошо!
И она вышла на берег, немного ругая себя за то, что прежде всего ей думается о том, хорошо ли выглядит на ней платье, а не о беде живого и страдающего существа... А ещё было всё-таки немножко страшно. Ведь она впервые увидит сейчас вблизи не-унда, человека или алва... никогда, кстати, не могла понять, есть ли меж ними разница - и какая?
Странно, откуда здесь люди? Место-то пустынное, рядом ни городов, ни сел, недаром это место выбрала для поселения ее семья.
Белокожих было двое! Но она слышала только одно сознание... Значит, второй - мертвый? Ох, как нехорошо. Поэтому белокожий с рыжими волосами, как опавшие листья, и переживает - наверное, он убил второго, нечаянно... Они же - резкие и сильные, им ничего не стоит, они могут походя убить, походя нарушить русло реки или накидать туда грязи... права была мама...
Но этот рыжий - он переживал, значит, он не злой... вот, кажется, он даже плачет, а мальчишки не любят плакать, они считают это только девчонкам впору... Раз переживает, значит - хороший?
"Ну пожалуйста", - взмолилась она про себя. "Пусть он будет хороший. Я ведь чувствую искренность, она синяя, как грозовое небо, и беспощадная к себе... И лжи в нем нет и хитрости... Или это мне так хочется? Я ни разу не видела таких глаз, как мох... или листья водяных колокольчиков, но они у людей не растут...
- Чистой воды тебе, дщерь речная, - услышала Тиррлейли с облегчением. Белокожий взял себя в руки - а ведь сперва он ее испугался! Неужели она... страшная? Или просто он уже не в себе?
Она тоже знает этот язык.
- И тебе чистой воды, - ответила она, приблизившись и пытаясь разглядеть второго, с белыми волосами, лежавшего на берегу. И спросила - искренне, то, что думала:
- У тебя случилась беда? Это кто лежит? Ты его нечаянно убил, да?
Сказала - и пожалела. Парень и так сходит с ума от... чувства вины? Но как же так можно - сначала убить, потом казниться?! Белокожие - воистину странные существа...
Да и вообще чужое сознание было настолько болезненным, ярким - ничего подобного она не видела раньше, не читала... Казалось, что эмоции рыжеволосого парня захлестывают ее, бьют, как будто прутом, крутят, ломают, несут куда-то... как будто она попала между льдин в ледоход...
Парень шагнул к ней - Тиррлейли отстранилась. И тогда он упал на колени!
Говорил что-то... а она слушала не слова даже, а чувства. Мольба, готовность пожертвовать собой... надежда... страх... опять самообвинение.
Но главное она поняла. Его друг жив. Рыжеволосый потому так и переживает, что это - его друг. Тиррлейли даже выругала себя: как она могла не догадаться, что беловолосый просто в обмороке?! Ведь если вслушаться... вот сейчас, когда парень замолчал... можно даже различить пульс и что-то вроде теплой ауры - может, даже слишком теплой. Но что сказал рыжеволосый?! Спасите друга, а я буду рабом?! Он за кого ее принимает вообще?!
- У нашей семьи никогда не было рабов! - гордо сказала она. - Потому что это... недостойно! И я помогу твоему другу, если ты... встанешь с колен. Объясни, что с ним такое?
- Ты правда поможешь? Его так избили! Я не понимаю в этом ничего, просто знаю, что били сильно… А ведь может, что и внутри что-то повредили… И он горячий такой… Ты сможешь? Прости, если я тебя оскорбил. Я не хотел. Просто… мне нечем тебя отблагодарить… у меня ничего нет… только я сам. Себя я могу предложить, правда ведь? Хотя бы как раба… Поэтому я так и сказал. Я правда не хотел тебя обижать, - твердил он, и ундина даже вздохнула от облегчения.
Никто никого не убивал. Даже нечаянно. Он говорит, друга избили - кто-то другой, злой... Так бывает - даже среди них, среди ундов - но не до потери же сознания!
Тиррлейли решилась и подошла поближе. Присела на траву рядом с беловолосым, провела над ним рукой...
- У него может заболеть кровь, - озабоченно сказала она. - Раны грязные, и сам он, кажется, более горячий, чем обычно? Скажи, а те, кто это сделал... они не вернутся?
- Значит, здесь они не появятся, - с надеждой произнесла девушка. - Я помогу. Я постараюсь... ты не волнуйся. Здесь нету больше белокожих, я очень удивилась, увидев тебя... Только вот...
Она робко улыбнулась.
-Ты сказал, как тебя зовут... А я не услышала... Ты так громко... думал! Меня зовут Тиррлейли.
Как это можно - он согласен на любое имя? Даже просто "рыжий"? Хотя... если он был готов предложить себя в рабы! Ещё бы ему, бедному, не согласиться на любое имя... А я-то тут удивляюсь... Хотя спасибо, его полное имя мне и вправду не произнести... А как лучше? Гир? Гирли?
- Но я боюсь, что не смогу должным образом произнести твое имя, - продолжал рыжий - эхом к моим мыслям! Надо же...
- Мой язык не столь проворен… Ты разрешишь мне называть тебя Терли? Ну или… как-нибудь попроще?
- Терли... можно, - ответила я, глядя в эти глаза - большие, глубокие, тревожные. - А ты - Гирли. Да?
«Ой! Ну что же я делаю! Мне лечить надо, а я засмотрелась тут... Но ведь он такой необычный. И совсем не страшный. Это ему – страшно...»
- Мне нужна вода, - я постаралась кое-как транслировать спокойствие и добрый настрой. С родными это получалось не всегда, с посторонними - лучше... "Всё будет хорошо! Обязательно! Всё наладится!"
- Чистая вода... и много, несколько раз... - задумалась я.
В сказках люди были добрыми. Иногда. А иногда очень злыми. Но такие сказки я не рассказывала - я предпочитала придумывать свои...
Я поощрительно улыбнулась белокожему Гирли, и он побрел к реке. И вместе с шорохом его движений мне послышался отзвук какого-то заклинания или волшбы. А вдруг он..?!
Слабый отзвук маминых предостережений на мгновение ударил в виски: я тут одна, где я - никто не знает, а сейчас я нахожусь с чужими белокожими! Хотя не-чужих белокожих и не бывает. Правда, один их них больной совсем...
Гирли вернулся, и мне стало стыдно за мои опасения. Он протягивал мне воду в этом своем ковшике - и я чутьем ундины уже знала, что она не просто чистая - она вкусная, и нет в ней никакой мелкой живности, ни рачков, ни водорослей, ни семян. То, что нужно для раны! Вот только сможет ли парень повторить это? Значит, нужно начать с самой серьезной раны... Я приняла ковшик и опустила в него кончик пальца. Вода еле заметно обтекла его, как не желающая общаться рыбка. Чужая магия! Но не враждебная.
- Как здорово у тебя получилось, - похвалила я. - Теперь нужно начать с самого серьезного повреждения... Давай перевернем твоего друга? Я посмотрю...
И я поставила ковшик осторожно рядом, чтобы не пролился.
Этот белокожий внушал мне почти страх. Наверное, потому, что смотреть на него было страшно... Грязный, избитый, до страшного чуждый... Голый по пояс, и весь в крови... Неужели люди творят такое с себе подобными?! Я слышала, они бьют лошадей... но чтобы вот так... за что?!
Раны наискось пересекали спину и плечи, кровавой коркой разрисовывали грудь. На щеке - кровоподтек, по лицу тоже били...
Я потрясенно оглянулась на Гирли. Хотя ему, похоже, было еще хуже, чем мне! У меня от одного сострадания, от того, что я представила, как же было больно бедному парню, что-то сжалось внутри и судорогой свело ноги. А рыжий совсем побледнел - ещё сильнее, хоть это казалось невозможным, - он, похоже, продолжал считать себя в чем-то виноватым... Но тут было что-то ещё.
- Вот так правильно? - спросил он прерывающимся голосом.
- Правильно, - машинально отозвалась я и не удержалась: на миг прикоснулась пальцем, ещё влажным, к руке Гирли. Я даже не ожидала, что так ясно и четко почувствую его!
Да он же сам почти в полуобмороке от боли! И скрывает! Зачем?!
- Кто всё это сделал? За что? - спросила я, и голос мой зазвенел. - Ты же тоже ранен, и молчишь!
- Тебе не только отдохнуть... Тебя лечить надо! Но ты не волнуйся. Я займусь твоим другом, - сказала я, стараясь послать Гирли самый сильный (даже глаза зажмурила от усердия!) импульс спокойствия и уверенности. В том, что все будет хорошо...
Хотя я совсем не была уверена, что вот так сразу всё будет хорошо...
Но мы же с ним оба хотим помочь! Нас двое, а это лучше, чем один...
- Он поправится, твой друг, - произнесла я напевно. - Ведь ты привязан к нему, да? Ты же всё сделаешь как надо? Значит, он выздоровеет... Он хороший, да? Давай сюда ковшик...
Парень послушно протянул ковшик. Движимая каким-то наитием, я зачерпнула немного воды и брызнула на рану, казавшуюся мне самой глубокой. Но при этом я старалась сделать воду продолжением пальцев, продолжением себя - и по мере проникновения в тело заставить жидкость очистить рану, ослабить кровотечение... Приходилось как будто отрывать от себя маленький кусочек, мысленно становясь водой, вымывая лишнее, соединяя разбитое, разорванное... Ещё чуть-чуть воды... кажется, Гирли немного успокоился, и можно полностью сосредоточиться на его друге.
Только на самих ранах, словно это картинка в книжке... словно меня учит наставник... ох, как же я ещё мало успела выучить! Хорошо хоть, что выученное получается легко... вот повреждение, и его нужно исправить... как будто заштопать разорванный плащ. Не думать о человеке и о его боли, о том, как ему, должно быть, было страшно и одиноко, а его убивали... или они были вдвоем? Забыла... не важно...
Вот здесь порвана мышца... и здесь... длинная глубокая рана, но не от ножа - чем же можно так ранить?!
Нет, не думать! Ещё один небольшой глоток воды, его коже и мясу тоже нужен глоток... до мяса рассекли чем-то... сюда больше энергии... больше...
Гирли что-то говорит. Слова доходят др меня не сразу, а с опозданием - мне нужно лечить...
"...думал, что меня убили..."
Значит, они были не вместе? А потом каким-то образом встретились? Ничего непонятно...
... отомстил им, шею свернул... без оружия...!
Ужас какой! Это он - такой сильный? Этот парень, довольно стройный и не с такими уж особенными мускулами?!
"...это же Арни! Арни всё может..."
Меня растрогала эта привязанность. Хорошо парням! У них бывают друзья, которые вот так переживают друг за дружку и вообще... У девчонок не так... Много ласковых слов - и столько же сплетен, едва отойдешь...
Кое-как напитав целебной водой ещё одну разваленную рану, я выдохнула - нужно было прерваться и отдохнуть. И только собиралась сказать Гирли что-то хорошее, как услышала:
- Рыжий, это ты? Ты с кем говоришь? Гирька...
- Арни! Арни, ты как?! Я говорил с Терли, она тебе поможет! Она умеет, не то что я… Терли, это Арни, мой друг!
- Рыжий, ты что? - прошептал раненый еле слышно. - Какая такая "она"? Кто нам поможет?
Наверное, он открыл глаза... Я не видела. Жаль! Так хотелось бы посмотреть на этого друга, которого Гирли нахваливал. Но я лечила его спину и бок - и не могла видеть ничего, только странные белые волосы, еле заметно отливающие золотом... А мне нужно было торопиться! Я только сейчас подумала... Ведь он пришел в себя и теперь будет чувствовать боль! Я-то прежде всего о заживлении думала...
Тут он посмотрел на меня – смущенно и благодарно – и добавил:
- И вообще – повезло.
Мне отчего-то стало так приятно! В голосе рыжего Гирли звучала искреннее уважение, тепло и даже какая-то робость. Робость передо мной! Надо же... Вообще все его чувства можно было прочесть на лице, никакой магии не надо. А он их и не скрывал. Чистый, порывистый... Ой! Он ведь тоже ранен, мне нужно сейчас будет заняться и им тоже!
- Проплывала? - не сразу и как-то неуверенно повторил Арни.
Он зашевелился, пытаясь приподняться, чуть повернул голову... Даже это движение, похоже, вызвало боль, потому что парень хрипло выдохнул. Ему видна была только моя рука. Но, рассмотрев цвет кожи и ногти, он пораженно выдохнул:
- Дева моря! Этого просто не бывает...
- Я тоже так думал, признаться, - смущенно согласился рыжий. – Но… как же я рад, что ошибался! Терли, ты… тебе еще нужно что-нибудь? Еще воды почистить, может быть? Я, конечно, мало чем могу помочь…
Он грустно и виновато улыбнулся.
- Но это-то я точно могу, сама видишь.
- Ты это можешь лучше, чем я! – воскликнула я. Искренне, между прочим. Я тоже могла очистить воду – но мне она после этого казалась какой-то не совсем живой. Более равнодушной, чем та, что вышла из-под рук Гирли...
Но даже если бы это было не так, я бы все равно сказала ему то, что сказала. Гирли сострадал и переживал так, словно он сам нанес другу эти раны, пусть и ненамеренно.
Но ведь он же говорил, что друг был один против многих врагов! А сейчас они вместе. Непонятно. Что за враги, и как эти двое встретились... Вот бы они мне рассказали потом! Наверное, ничего похожего я и в книжках не встречала!
Мимолетная мысль о том, как я буду рассказывать о своём приключении, а подружки завороженно слушать, сменилась другой: я почему-то не хочу об этом всем рассказывать. Может, быть вообще никому не хочу.
Мои размышления прервал раненый Арни (ну что за имя странное! Как затаенное рычание!)
- Спасибо, дева моря... Тирли... - сказал он прерывистым голосом. – Как же вы здесь оказались? Это мой друг позвал вас?
- Нет, не он, - ответила я почему-то виновато. – Я сама пришла... Я из дома убежала... погулять. А ты звал, да? – тихо спросила я, заглянув в огромные, зеленовато-рыжие глаза.
- Нет, я не звал… я же не знал, что тут есть кого позвать, - Гирли погрустнел и перестал улыбаться. – Да и… раз ты убежала, то… ты же здесь случайно, получается. Так что и не предположить не мог… а просто кричать – это страшно. Вдруг услышат эти сволочи? Вдруг они где-то недалеко?
Я кое-как затянула ещё одну разорванную мышцу и подняла голову:
- Но... разве ты не умеешь звать молча? А может быть... может, я как раз и услышала... поэтому и поплыла сюда?! – прошептала я.
Можно ли услышать зов – и не почувствовать? Или, вернее, почувствовать, но не определить это как зов? Не знаю.
Как я мало ещё знаю...
- Терли, скажи… как он? Что можно сделать? Я… вряд ли смогу его тащить куда-то… разве что если вплавь… не знаю… Да и нужно ли? может, нам тут заночевать как-нибудь? У нас вон голавль есть и два рака… был бы костер, можно было бы запечь или сварить вон… в ковшике… А?
Голавль и два рака! Просто княжеский обед! Особенно на двоих - впору переесть!
- Откуда же у вас голавль? - не выдержав, полюбопытствовала я.
А в голове неумолимо щелкало: еда, посуда... одежда, разумеется! Одеяла... Бинты ещё и лекарства...
И всё это мне нужно притащить им, когда родные уснут. Ох!
И в глазах его мелькнула готовность помереть прямо тут от отчаяния, если вдруг выяснится, что все действительно плохо.
- Нет-нет, что ты! Разве ты не видишь, - я даже чуть-чуть расстроилась - что вот тут... и тут... я уже заживила... почти. Просто... у него в раны попала грязь... и ее я уже не могу вымыть оттуда, как ни стараюсь... Может быть, он из-за этого горячий... Но это пройдет! Увидишь - пройдет, и ему станет лучше!
- Мне уже лучше, - прозвучал слабый голос Арни. - Рыжий, ну что ты переживаешь? Ведь самые лучшие целители - это... такие, как наша чудесная гостья. Тирли... если я правильно произношу... благодарю вас. Мне почти уже не больно. Слабость просто...
Я покраснела... Да, я не пригласила их отдохнуть и полечиться в дом. Я пригласила их спрятаться. Потому что совершенно не знала, как может среагировать, к примеру, мама. Она не причинит юношам вреда! Но... а что, если она поставит им какие-то условия? А ведь они сейчас одиноки - ни одежды, ни денег, и родные далеко... А потом... есть ещё и другие, которые иногда приезжают к нам в дом... и эти другие считают всех людей жестокими, примитивными существами, с которыми не стоит даже и разговаривать... Я бы, может, и сама так думала, если бы не папа!
- Тирли, не надо... - тихо простонал рыжеволосый Гирли. Он видел, как я покраснела и опустила голову. Меня окатило его сожалением и стыдом. Как будто парень был в чем-то виноват!
- У вас будут неприятности? - спросил Арни. - Из-за нас? Да, Тирли?
- Нет! - с силой бросила я. - Не будут! Не будет у меня никаких неприятностей! Ну что вы, в самом деле... почти как мои родные! Да, мои мама и бабушка... они... они верны традициям. И то, я порой думаю, что бабушка только делает вид! Но зато мой отец - он совсем другой. Он поймет! И вообще, я вернусь ночью, когда все будут спать! И наша семья достаточно богата, чтобы не хватиться пары одеял и корзинки с едой! И лекарства я принесу, и тогда Арли быстро поправится! Ведь мне же удалось... правда же? Гирли, разве ты не видишь?!
Я погладила кожу плеча рядом с раной... которая уже не была раной. Странно, я почему-то совсем не стеснялась и не думала, что это, в общем-то, молодой парень, который лежит тут полуголый.
- Ой, правда! И ты так со всеми его ранами сможешь? Нет, я понимаю, что не сейчас, но… ты же вернешься, правда?
- Конечно, вернусь... Но я ведь ещё не уплыла! Я ещё помогу... только мне бы ещё такой хорошей воды, если можно.
Гирли встал и быстро зашагал туда, где он брал воду - а я с неожиданно проснувшимся чутьем видела, как ему больно и трудно идти, и как он устал. Я обязательно должна его полечить! Что бы он там ни говорил.
И перевела взгляд на беловолосого.
А ран у него слишком много... Хотя некоторые не такие глубокие... И всё же я чувствовала, что раны - это не самое страшное, Арли?.. нет, Арни... он болен, и болезнь только начинается... а я убираю лишь внешние признаки... Кожа затянется, но вот как быть с тем, что он такой горячий?
Люди вообще горячее ундов, но тут было что-то ещё. Оставалась песенка - но песням меня не учили, я ещё не прошла тот возраст, после которого окончательно формируется голос, и можно выпевать и выздоровление, и даже смерть. Лекарства... я любой ценой должна их добыть. Иначе, даже если не вернутся те, кто ранил этих парней, они будут совершенно беззащитны - без еды, без тепла, безо всего...
- Спасибо, чудесная дочь Воды... - тихо сказал вдруг Арни. - Мне почти хорошо! Простите нас... что мы столько хлопот доставляем вам... а тем более если вы собираетесь ещё что-то сделать для нас по своей доброте...
- Конечно, собираюсь!
На помощь мне пришла бабушка с ее решительной и порой грубоватой манерой общаться и всё называть своими именами.
- Ар-ни, я очень рада, если вам... тебе легче, и предлагаю звать меня, как друга, на ты, а то мне начинает казаться, что я здесь не одна!
- Хорошо, я с радостью повинуюсь, - ответил он, снова пытаясь повернуться ко мне и снова неудачно. Отдышавшись, бедный парень просто благодарно прикоснулся пальцами к моей руке. И отнял ее - появился Гирли с ковшиком. Бледный, с закушенными губами...
Ох, бедный... Похоже, его общение с водой отняло последние силы. А я ещё и заставляю его двигаться...
- Арни, - обратилась я к беловолосому, стараясь нащупать нотки в своем голосе, те, что придают сил и избавляют от боли. - Я помогу тебе повернуться. Давай. Осторожненько...
- Да-да... Сейчас...
Он оперся рукой о землю и медленно приподнялся, хрипло выдохнув: "Аххх..."
И я наконец увидела его лицо и глаза цвета листьев кувшинки.
Странный. Другой. Слишком светлый. Наверное, красивый - для людей... даже очень красивый... но Гирли был мне чем-то ближе.
Правда, сейчас у беловолосого красовался синяк на скуле, ссадины на виске и на лбу, а в довершение всего, белки глаз - и вправду белые, а не голубоватые, как у ундов! - были пронизаны красными нитками сосудов, это явно было неправильно... И губы пересохли и были совсем светлые. Тоже, кажется, плохо.
Гирли дернулся было к другу, но тут же остановился, понимая, что ничем помочь он не может. Только смотрел – с болью и грустью, и тихо-тихо шептал:
- Это ничего… ты держись, Арни, это все пройдет… ты же сильный, ты выживешь, и все заживет… Пожалуйста, Арни… пожалуйста…
Звучание нараспев помогало! Хотя я раньше не использовала его до лечения. Рыжеволосый оперся поудобнее рукой и даже попытался улыбнуться. А Арни оперся на него спиной и сказал:
- Хорошо как... Не больно... Только немного жарко.
Я тихо напевала без слов.
Меня не учили - но я слушала. Слушала, как пели выздоровление брату, вывихнувшему руку, и тете Кирнейли после тяжелых родов...
Я не должна была присутствовать (особенно во втором случае) - но когда это запреты останавливали детское любопытство?!
Я слушала и запоминала... и пела.
Я не помнила слов... но что-то говорило мне, что слова - не главное. Сила, пожелание, собственная сырая магия, вплетаемая в голос, интонации этого голоса... трудно объяснить, но даже если я ошибаюсь, в худшем случае моя песенка вполголоса просто не поможет... песенка без слов, словно колыбельная, тихая и мелодичная. В полный голос нельзя, я слишком молода и неумела... но даже так, тихо, это всё же больше чем ничего.
Ещё капля воды на рану... и простенький, успокаивающий мотив, под действием которого вода не стекает по коже, а впитывается. Помоги, вода! Пожалуйста!
Ещё одна капля, ещё... Я не могу быстро залечить раны. Но я постараюсь, чтобы его тело сделало это гораздо быстрее, чем без моего вмешательства. Вот только как же быть с нездоровьем, что уже поселилось внутри? Кровь... она была словно помутневшая вода... ее ещё можно очистить, но я не знала - как...
Наконец я замолчала и устало опустила руки. Все раны, кажется, обработала... Забинтовать бы, компрессы положить - но нет НИЧЕГО! Клоки одежды - это не считается. Без них даже лучше.
- Ещё осталась вода, - тихо произнес Гирли, который похоже, был уверен, что я использую ее всю.
- Правильно. Потому что сейчас я займусь тобой!
- Но я… я просил только за него, Терли… да и… ты же устала, наверное, да? Может, тебе отдохнуть? Я пока попробую собрать дров… для костра…
Мне хотелось ответить: "да ты же их не донесешь!" - но я промолчала. Это было бы слишком... жестоко. Он и так считает себя бесполезным и вообще виноватым во всем. Непонятно, почему...
- Не надо ничего приносить. Я сама. Посиди, пожалуйста... я мигом...
Нужно положить Арни на землю, потому что сейчас Гирли его поддерживает. Он уже устал и сам еле сидит...
Но вот просто так, открытыми... ну пусть немного залеченными ранами - и на землю? Этого нельзя... И я по мере сил должна это исправить. Хоть как-то, прежде чем мне удастся принести сюда нужные вещи.
Мне всего лишь нужно было нарвать травы и веток. С ветками я управилась быстро, принесла кучу - еле обхватила обеими руками... Гирли проводил меня довольно-таки ошарашенным взглядом. А я почти бегом побежала на край поляны, где была особенно хорошая трава...
Мне нужно много мягкой, чистой травы, чуть влажной... это остатки утренней росы или уже ложится вечерняя?
Но эта трава - чиста, и ее не страшно прижать к израненной спине юноши. Я с облегчением вспоминаю, как убрать воду - влажность сейчас не нужна. И убираю. Одна охапка травы, другая... я рву обеими руками, выбираю мусор и корни - всё-таки иногда попадаются, я же спешу... и потом высушиваю траву. Ещё охапка...
Наконец, подобие жалкого лесного матраца готово. Вниз - ветки, сверху - трава. Я кое-как подбиваю это и равняю по краям.
- Арли... то есть Арни. Ложись сюда, пожалуйста. Я тебе помогу. Гирли, теперь ты можешь не подпирать его... давай вместе.
- Спасибо тебе, Терли, - выдохнул он, глядя на меня с благодарностью. – Арни, все-таки судьба к нам благосклонна, раз подарила нам такую встречу!
- Да... Ты прав, - слабо прошептал тот. - Терли... ты так помогаешь нам... какая ты... хорошая...
Кажется, я побледнела! Унды не краснеют - они бледнеют, в отличие от людей... Повезло им! А то, что они здесь оказались, раненые, голодные наверняка и почти без одежды - тоже везение?! Но я промолчала.
Арни... А всё-таки Арли ему больше идет. Наши имена красивее. А глаза у Арни зеленые, такие живые и яркие! Кажется, они живее, чем он сам сейчас. Такая радостная летняя зелень!
- Садись поудобнее, - сказала я рыжему. - Теперь я буду лечить тебя.
- Правильно, - отозвался беловолосый. - Тирли... пожалуйста... он всё время отказывался... помоги ему...
Гирли слабо мотнул головой и тут же спросил:
- Подожди… а Арни? Он не умрет? Терли, если у тебя остались силы… лучше все-таки его еще полечи, а?
- Вот видишь, - проговорил Арни.
- Ты не умрешь! - сказала я Арни. - Гирли, ты слышишь? Твой друг поправится. И я... сделала всё, что могла. Пока - всё. Но позже, я надеюсь... мне удастся сделать ещё что-то. А сейчас - не мешай мне!
- Разве я мешаю? – грустно отозвался рыжий. – Только… можно, я полежу? Или это тоже… помеха? Нужно именно чтобы сидя?
- Нет, конечно... Прости. Ложись на бок, так, чтобы я могла работать с твоею раной. Давай помогу...
- Она не страшная… рана эта, - тихо сказал он. – Не обязательно с ней возиться. Я… отдохнул бы, и все…
- Вот и отдохни... Всё будет хорошо. Потерпи немножко...
Не страшная! Кто бы говорил...
Нет, конечно, у Арни ран было больше... намного больше. Но они были не такие глубокие.
Гирли, бедный Гирли... как же тебе было больно! А ведь ты ходил... помогал мне, поднимал Арни... а сам терпел... О боги...
А ведь ещё и магия, она тоже силы уносит... Одно хорошо - я всё-таки оставила достаточно твоей чудесной чистой воды. И мне будет легко ее уговорить!
Рана воспаленная, как будто в нее грязи натолкали... а ведь Гирли говорил, что Арни его лечил, кажется... И вот... тут остатки листьев... они должны были бы тоже помочь - и не помогли... Плохо как!
На несколько мгновений я растерялась. Опомнившись, поняла, что кусаю губы... и беспомощно, безотчетно глажу Гирли по руке. Как маленького. Как будто это успокоит или утишит боль...
Тиррлейли, вспоминай, что знаешь, всё, что слышала! Неважно - позволено это тебе или нет. Ведь читала же... и даже подслушивала... Всё равно никого больше здесь нет - а значит, помогать мне некому. Я должна сама.
Сначала я проверю, насколько всё плохо...
Сложив руки ладонями вниз, я закрыла глаза и стала гладить воздух над раной. Нет! Плохо вижу...
Закрыла глаза и, раскачиваясь, стала тихо и монотонно напевать, стараясь подстроиться под ритм дыхания рыжего. Я должна понять, не повредили ли ему что-нибудь внутри.
- Ти-хо, ти-хо... кровь по жи-лам... ти-ше, ти-ше... ровно, ровно...
А потом без слов... Я пела - почти не разжимая губ... Сердце у Гирли билось быстро и не совсем ровно. А мне хотелось, чтобы - ровно...
И болеть будет меньше... наверное...
- ти-ше... ти-ше... силь-но... ро-вно...
Ровное, спокойное биение сердца... Получится ли у меня добавить немного силы в кровь? Сейчас только вспомнила, что такое возможно - влиять на кровь, если поймать ритм чужого дыхания... дышать в унисон, сердца - в унисон... сосредоточиться...
... а когда Арни лечила - не вспомнила... ну хоть сейчас... лучше поздно, чем и вовсе никогда... потом ещё попробую...
... кажется, теперь наши сердца сравнялись... и чувствую я его кровь, и силы добавлю... и слышу, как боль его из раны - дальше идет... остановись... ти-ше... ро-вно...
и что там?
Нету ли раны внутренней? Это же самое страшное... я ведь не смогу зарастить, тогда разрезать надо... или отца просить... да он и не лечит давно, наукою занимается...
Тело Гирли стояло передо мной, перед закрытыми моими глазами. Как будто прозрачное. Я видела сердце и легкие, сосуды и мышцы... смотрела и смотрела.
И - радость! - не было внутренних повреждений. Хвала матери-Реке и воде, куда все мы возвращаемся...
Поцарапана кость. Это плохо, и больно - но всё-таки не опасно. А воспаление я попробую утишить...
Теперь пришло время чистой воде, той самой, которую Гирли набирал и действовал своею магией. Стараясь не потерять ни капли, я обмыла рану, добавляя ещё силы.
Остаток воды я постаралась насытить силой, как только могла - а потом плеснула на рану и прижала заветным листиком подводного желтоцвета. Я его брала с собой на всякий случай - мало ли, ногу пораню обо что-нибудь... Он был уже зачарован - и прилепился к ране, словно примотанный, удерживая влагу, которая, как я надеялась, утищит боль и подхлестнет заживление.
Всё.
И почему я так устала? Ведь ничего же такого особенного не делала... просто, наверное, когда по-настоящему беспокоишься за того, кого лечишь - это тяжело... Как будто тяжести носишь.
- Уже все, да? Мне как-то странно… как будто еще больно, но… не мне…
- Вот и хорошо... Так и должно быть... Тебе станет легче, и рана затянется... И жар пройдет, и всё-всё будет хорошо... - сказала я напевно, почти не давая себе отчета в том, что именно произношу. Рыжий посмотрел на меня - тихо так, послушно и кротко... и я даже не знаю, как это получилось, что я погладила его по голове, по спутанным рыжим волосам... и несмотря на их спутанность, на семена деревьев и ещё какой-то мелкий сор, волосы были мягкими и очень приятными на ощупь...
А он – порозовел. И смущение в глазах плеснуло, и почему-то радость еще…
- Вот бы так и было, как ты говоришь, Терли… И Арни бы выздоровел, ну и… я тоже. А то же он расстроится, если со мной что… А вообще мне уже сейчас легче. Вот еще полежу чуток, и можно будет едой заняться…
Ему было приятно. Я вслушалась... Правда, стало немного неловко, стыдно даже... как будто я подглядываю. Никогда раньше так не было. Но мне так хотелось узнать!
Сосредоточиться было трудней - всё-таки я очень старалась лечить. Не сразу, но я поняла - ему очень приятно... и хочется ещё... и он стесняется... и беспокоится за друга, а ещё... я ему нравлюсь.
Смутившись, я вскочила:
- Я сейчас! Ты только одну минуточку посиди!
Я нарвала веток - скорей, скорей! Мягких, с молодыми листьями... хоть немножко, вот... чтоб не на земле-то лежать... и принесла Гирли этот свой невеликий веник. Жалкий, прямо сказать.
- Зачем? – медленно и сонно проговорил рыжий, глядя на меня с улыбкой. – Терли… спасибо! Но… это лишнее, правда… Ты такая добрая… как река… как вода… И ветками все руки себе… исцарапала… не надо было рвать… я потом… найду вот… бумагу… и нарисую тебя…
Он обнял принесенные мною ветки и повторил:
- Спасибо… Терли…
Ему хотелось дотронуться до меня. А он обнимал веточки...
Мне тоже хотелось. Погладить по плечу... по руке... просто помочь улечься удобней, положить ему под голову пучок мягкой травы... разве это дурно?!
Он ранен! Ему плохо!
Я погладила его по плечу. И опять осторожно зарылась пальцами в его волосы цвета осенних листьев. Помогла улечься.
- Ты рисуешь! - тихо сказала я. - Как это здорово! А я вот... совсем не умею. И никто у нас не может... Тетя двоюродная только... но она редко у нас бывает, она далеко живет...
Гирли поймал мою руку, осторожно провел пальцами по запястью…
- Ты красивая… тебя будет приятно рисовать… и интересно… и…
Он закрыл глаза и судорожно вздохнул.
- … красивая такая… вот бы… а нельзя, наверное… Да и я… не гожусь ведь… Ты бы домой возвращалась… Терли. Мало ли что… нельзя, чтобы с тобой случилось… плохое…
Я опять тихонько погладила его по плечу.
- Я же тут, с вами... И рядом река. Всё будет хорошо!
Гирли робко улыбнулся... словно не был уверен, имеет ли он право даже на такую, еле заметную, ласку. А мне и вправду надо домой - за лекарствами, за одеждой и одеялами, и даже не помню толком, за чем ещё... Еда!
Там ведь, кажется, была рыба?
Он ещё рыбу ловил - раненый... И как только смог?! Гирли ведь не из Детей воды... Бедный... хотя бы из уважения к стараниям твоим и терпению - я приготовлю.
Хвала Воде-праматери, я умею. А как там второй? Я и забыла о нем почти... на некоторое время... нехорошо.
Белоголовый Арни, кажется, спал. Надеюсь, это сон, а не обморок. Потому что мне показалось, что даже во сне ему больно... Я встала, взяла глиняную плошку и показала рыжему:
- Гирли, я приготовлю вам рыбку... по-нашему. Хочешь?
- Хочу… как не хотеть? Такой шанс… новое блюдо попробовать… - он снова улыбнулся мне, словно бы стыдясь чего-то. – Только… неправильно это – еще и готовить тебя просить. Я вот… попробую костер развести… как-нибудь… там и запеку.
- В костре? Запечешь? - спросила я мечтательно.
Мы редко пользуемся костром. Печи - да, есть...и дрова - не самый дешевый товар. хорошие, настоящие дрова, а ещё брикеты, из водорослей. Запекать в костре - это все-таки чисто человеческая привычка!
Гирли уже открыл рот, но я прервала:
- Это так вкусно, наверное... Я обязательно хочу попробовать! Но давай не сейчас. Я приготовлю по-своему, это быстрее... а следующую рыбу приготовишь ты.
- Хорошо, - измученно согласился он. – Раз быстрее… приготовь, пожалуйста. Арни надо накормить… И раков… там были еще два рака… если не… не уползли…
- Конечно! Я всё сделаю. Ты лежи, не беспокойся... побудь неподвижным. Хоть какое-то время. Чтобы лечение подействовало. Пожалуйста!
Гирли слабо, но вполне явственно усмехнулся:
- Боюсь, это и есть мое… самое заветное желание сейчас… Лежать. Неподвижно. Как можно дольше… Вечность… Но Арни огорчится, если я так… сделаю.
- Не надо так шутить, - я присела возле него прямо с плошкою в руке. - Пожалуйста. Я тоже... огорчилась бы. Очень... Гирли...
И почему меня всё время тянет... взять его за руку? Или погладить... по голове... Глупо, наверное... он старше меня, а я... веду себя как с братиком... но Гирли, кажется, нравится... когда я так делаю.
Рыжий взглянул на меня с недоверчивым удивлением, но тут же виновато пробормотал:
- Хорошо, я не буду… шутить, в смысле. Расскажи лучше… как ты рыбу готовить будешь… Интересно ведь…
- Ты увидишь. Я сейчас.
Бегом я кинулась на берег, схватив пойманную Гирли рыбу, каким-то чудом найдя раков - даже не знаю, как это у меня вышло... Может, по запаху, может, просто интуиция... В плошку - воды, и ещё - пришлось зайти поглубже - водорослей, что с грехом пополам заменят пряности. Два малька криши... тоже хорошо, соли почти не надо... раков пришлось туда же, только оторвать беднягам лишнее, то, что люди не едят. А ведь я боюсь раков! Ну... теперь почти не боюсь... они еле живые были и пришлось усыпить... а я всё-таки устала.
Вернулась и села на землю рядом с рыжим.
Я тихонько погладила его по голове. Рыжий открыл глаза - медленно так... Зеленые с рыжиной... или рыжие с зеленым... Волшебный мох, с той поляны, где растут самые лучшие грибы и самые вкусные ягоды.
Я бы и ещё гладила его. Мне хотелось обнять и прижать его голову к груди, он бы уснул, наверное... Но сейчас нужно было готовить еду.
- Видишь?
Я нехотя отняла руку и взялась обеими руками за ковшик.
- Это будет - как вы называете? Не суп, нет... скорее тушеная рыба... наверное. Она станет мягкой и будет пахнуть травами. И раки тоже приготовятся. Ты смотри, а мне надо сосредоточиться!
И пусть мне хватит сил, подумала я. Очень много ушло на лечение. Но я не жалела - ни в коем случае. Уж лучше пусть не получится до конца еда - но всё-таки это будет съедобным, хотя бы в первом приближении!
Нужно было крепко держать это глиняное недоразумение (хорошо хоть, посудина была не треснутой!), при этом опустить по пальцу каждой руки в воду... и напрячься - в первые несколько мгновений я поняла, что не дышу и, кажется, надуваю щеки.
А потом дело пошло.
Чтобы не отвлекаться на рыжего, я закрыла глаза. И сидела так... Ужасно долго!
Но я понимала, что стоит мне прерваться - и приготовлению рыбы придет конец. Сосредоточение уйдет, и скорее всего не вернется... скоро не вернется.
Гирли как будто понял, что мне нужно, и молчал... наверное, смотрел на рыбу... Один раз он пробормотал "как интересно!" и замолчал опять.
Потом руки занемели, и я поняла - всё. Как бы то ни было, но "блюдо ундов" готово. Или не готово? Вот стыд-то будет!
И я открыла глаза.